Глава 7. Образ Салавата Юлаева в башкирской и русской литературе

   Одно из первых упоминаний о Салавате встречается у А.С. Пушкина. “Башкиры не унялись. Старый их мятежник Юлай... явился между ими с сыном своим Салаватом. Вся Башкирия восстала...”, — пишет он в “Истории Пугачева”. Поэт не создает развернутого образа пугачёвского полководца, но говорит о нем с симпатией: его “свирепый Салават” отличается отвагой и непримиримостью к врагам. Намек на героя башкирского народа имеется также в повести Т.С.Беляева “Куз-Курпяч”: здесь говорится о присоединении к “изуверу” Пугачеву “мятежника” Салавата.

   Образом Салавата Юлаева интересовался оренбургский поэт-декабрист П.М.Кудряшев. Поэт хорошо знал не только современную ему жизнь башкирского народа, но и его историю. Глубоко сочувствуя освободительной борьбе башкир, он в своих произведениях, созданных по фольклорным мотивам, прославлял народных героев, боровшихся против социальной несправедливости и национального гнета.

   В его повести “Сокрушитель Пугачева, илецкий казак Иван” (1829) отражены некоторые эпизоды Крестьянской войны 1773-1775 гг. Ему принадлежит первый перевод на русский язык песни о Салавате Юлаеве”. По сведениям оренбургского историка прошлого века И. Казанцева, на слова песни о Салавате в переводе Кудряшева написал музыку известный русский композитор Л.А.Алябьев, находившийся в первой половине 30-х годов XIX столетия в ссылке в Оренбурге.

   Упоминание о Салавате неоднократно встречается в художественно-краеведческих очерках В.Зефирова. Так, в “Рассказах башкирца Джантюри” (1847) он пишет: “Может быть, вкус мой многим покажется странным, но, откровенно сказать, когда играли на двух чебызгах и горлом любимую башкирскую балладу о батыре Салавате, я слушал ее с удовольствием”.

   А вот как описывает он в “Рассказе бухарского муллы в Башкирии” исполнение песни о Салавате: “Все были довольны, веселы, на чебызгах разыгрывали что-то вроде героической поэмы о батыре Салавате, и надобно сказать, что, поняв происшествие, или нахождение этого батыра Салавата, я не мог не удивляться, каким мелодическим тоном, какими странными переливами, вовсе невыразимыми на европейских инструментах, башкирцы на сухой дудке выражают тоску батыра, ссылаемого в Сибирь”.

   Имя народного заступника Салавата, ставшее символом борьбы за свободу и справедливость, в сопоставлении с жестокой несправедливостью хана, ярко раскрытой в этом рассказе, воспринимается как устрашающее предупреждение господствующему классу.

   Если в творчестве русских литераторов первой половины XIX века изучение жизни и деятельности Салавата Юлаева было только намечено, то во второй половине столетия появились очерки и исследования о национальном герое башкирского народа.

   Не раз встречается имя Салавата Юлаева в произведениях Д.Н.Мамина-Сибиряка. В романе “Приваловские миллионы” он, в частности, пишет: “... По ночам около кошей горели яркие огни, и в тихом воздухе стыла башкирская монотонная песня, рассказывавшая про подвиги башкирских богатырей, особенно о знаменитом Салавате...” В рассказах “Байгуш” и “Горная ночь” слепые певцы-музыканты вдохновенно воспевают подвиги Салавата и других народных героев. В повести “Охонины брови” писатель вновь обращается к образу Салавата, Грянула "пугачевщина", и “взбунтовались заводские рабочие, башкиры, монастырские крестьяне”; во главе восставших башкир стал Салават Юлаев, собравший вокруг себя “великое множество конников”.

   Как видно из переписки В. Г. Короленко с Н. А. Крашенинниковым, оба они проявляли интерес к легендам о Салавате. Песни о Салавате записывал в конце прошлого века музыкант-этнограф С.Г.Рыбаков.

   Особенно большое внимание героической личности Салавата Юлаева уделили Ф. Д. Нефедов, Р. Г. Игнатьев и М. В. Лоссиевский, опубликовавшие в последней четверти XIX столетия свои произведения о легендарном башкирском батыре.

   После Октября интерес к образу народного батыра значительно возрос. С большим увлечением работал в 20-х годах над сценарием к фильму “Салават Юлаев” известный кинодраматург Георгий Гребнер; в те же годы был создан Степаном Злобиным первый — и пока единственный — роман о Салавате Юлаеве (см. фото).

   Немало страниц уделено образу Салавата Юлаева в романах-трилогиях “Емельян Пугачев” В. Я. Шишкова и “Каменный пояс” Е. А. Федорова, в повести “Могусюмка и Гурьяныч” Н. Задорнова. Имя батыра и поэта Салавата упоминается в очерках К. М. Симонова “В Башкирской дивизии”, И.Г. Эренбурга “Башкиры”, А.Д. Коптяевой “Люблю тебя, Башкирия” и других.

   Из поэтических произведений о Салавате Юлаеве прежде всего следует назвать большой стихотворный фельетон Демьяна Бедного “Дикая Башкирия” (1932), в котором поэт не только увековечил образ “боевого собрата Пугачева”, но и обратился к своим коллегам с пламенным призывом.

   Призыв Д. Бедного был подхвачен русскими поэтами, они создали немало произведений “о башкире-певце и бесстрашном бойце”. Образ Салавата Юлаева воспет, в частности, в поэмах “Дорога в Бикзян” Александра Ромма и “Бунт” Валентина Сорокина, в стихотворениях “Степь” и “Семья” Михаила Дудина, «Соловьи Салавата» Михаила Львова, “Поэт и конник” Александра Филиппова, “Песня Салавата” Геннадия Молодцова и других.   

   "Из всех предводителей десятков башкирских восстаний, — пишет о Салавате Юлаеве Мустай Карим,—он первый предугадал, что свободу и независимость невозможно завоевать в одиночку, потому он пошел к русскому казаку Емельяну Пугачеву и под свое знамя собрал не только башкир, но и другие народности, жившие в башкирском крае. Пробудившись, сам, словом и делом пробудил он подлинное национальное самосознание башкир, самосознание, вытекающее из понимания общности судеб разных народов, исключающее превосходство одних над другими.

   Если Салават по своей значимости был бы явлением только чисто башкирским, а не общероссийским,. то, я думаю, его бессмертие не было бы столь прочным даже для нас, его соплеменников. Я уверен в одном: исторический подвиг Салавата заставлял не забывать его стихи, а стихи заставляли всегда помнить его имя”.