Глава 2. Крестьянская война 1773–1775 гг.

   17 сентября 1773 г. донской казак Емельян Иванович Пугачев, выдававший себя за российского императора Петра III, поднял и возглавил народное восстание, ставшее последней Крестьянской войной в России. Это было крупнейшее антифеодальное выступление народов страны во имя социальной справедливости и неделимой свободы. Оно охватило огромную территорию, характеризовалось широким охватом антифеодальных сил, многонациональным составом участников, общностью выдвигаемых требований. Население страны фактически распалось на два враждующих лагеря: правительственный и повстанческий.

   Едва запылали огни “пугачевщины”, предводители восстания стали рассылать по стране, точно по конкретным адресам, именные указы “Петра III” — Пугачева, обращенные ко всему населению, в том числе и башкирам.

   Пугачев и его ближайшие сподвижники твердо рассчитывали на поддержку башкир, так как знали и учитывали их глубокое недовольство политикой самодержавия, ненависть к царской администрации, на борьбу с которыми башкиры не раз поднимались с оружием в руках. И на этот раз Башкирия очень скоро узнала и о лозунгах восстания, и о первых успехах повстанческих сил. Вся Башкирия ”восстала”, говоря пушкинскими словами...

   12 ноября 1773 г. к Пугачеву присоединился Салават Юлаев (см. рисунок). А 25 ноября 1774 г. состоялась последняя отчаянная схватка Салавата с карателями, предательски захватившими его в плен (см. фото). 

   Всего один год шел Салават под стягами Крестьянской войны. Но этот год стал вершиной его жизни. За это короткое по историческим меркам время сложился образ народного героя, подвижника и вождя, носителя идеалов самого народа.

   В чине полковника, затем и бригадира Салават Юлаев осуществлял руководство ключевыми событиями Крестьянской войны: формировал повстанческие отряды, сражался с правительственными войсками, осаждал и брал крепости и селения, строил новые административные учреждения в освобожденных районах. Сохранились документы, свидетельствующие о личном участии Салавата Юлаева в более чем двадцати сражениях. И сохранились документы о его государственно - правовой деятельности.

   Вот вехи его боевого пути: В ноябре — начале декабря 1773 г. Салават участвовал в сражениях под Оренбургом, был ранен. Первый раз он вступил в бой 14 ноября 1773 г., когда пугачевская конница в ходе сражения нанесла удар по оренбургскому корпусу под командованием бригадира А. А. Корфа и преследовала его до самых городских ворот. 28 и 29 ноября Салават, был в составе конницы, предводительствуемой Пугачевым, которая и захватила Ильинскую крепость (в 150 верстах от Оренбурга).

   Именно в этих крупных сражениях Салават показал и воинское умение, и силу духа. “Император Петр III” — Пугачев вручил девятнадцатилетнему башкирскому воину указ о производстве его в полковники и направил его в качестве своего эмиссара в стратегически важный Красноуфимско-Кунгурский район. Контроль над последним открывал сравнительно благоприятные пути на Москву, равно и — Екатеринбург, в Сибирь.

   В январе 1774 г. корпус Салавата Юлаева, состоявший из башкир, оренбургских казаков, государственных крестьян и заводских людей, участвовал в ожесточенном штурме центра Пермской провинции Кунгура, одной из ярких страниц Пугачевского восстания.

   В апреле Салават Юлаев возвратился из Пермской провинции в Башкирию, ставшую основной ареной боевых действий Пугачева на втором этапе восстания, и принялся энергично комплектовать отряды (см. фото – приказ о наборе жителей в отряд) для пополнения главного войска, продвигавшегося к Магнитной крепости. Конница Салавата насчитывала не менее четырех тысяч человек.

   Этими силами он храбро противодействовал движению специального карательного отряда — “деташамента” подполковника И. И. Михельсона, одного из самых упорных царских офицеров, преследовавших войско Пугачева. В четырех сражениях подряд — 6, 8, 17, 31 мая Салават лицом к лицу встретился с Михельсоном.

   Относительный, но вполне ощутимый успех дела на реке Ай (см. фото) 3 и 5 июня 1774 г. у д. Киги вселил в Пугачева надежду на захват Кунгура, овладение которым открывало ему дорогу на Казань, а там и — вожделенную Москву... Навстречу ему вышел подполковник А. В. Папав, самонадеянно поспешивший покинуть стены крепости. 11 июня повстанцы взяли карательную команду в клещи и под сильным ружейно - пушечным огнем вынудили отступить в крепость. Тем не менее, Пугачев не стал брать Кунгур, а двинулся в обход его прямо к Каме, к крепости Оса, которая была ключом к одной из речных переправ.

   Главное повстанческое войско, не спеша, двигалось к Каме, но его авангард, был послан к Осе.

   14 июня, как подсчитал позже воевода Осы, “толпа тысяч до двенадцати башкирцев и русских под предводительством злодейских полковников Белобородова и Салавата Юлаева, обступили все жительство”. Через четыре дня к крепости подошел и сам Пугачев. Бой за Осу был жесток и длился трое суток. Но успех был полный. 21 июня крепость, страшась полного разрушения, капитулировала. День спустя главное повстанческое войско переправилось на правый берег Камы и двинулось на Казань. Своего башкирского бригадира Пугачев отправил в Уфимскую провинцию.

   С этого времени, для точности — с середины июля 1774 г. начинается третий этап Крестьянской войны, и Салават отныне возглавил повстанческое движение в назначенном ему огромном районе. В первую очередь он решил объединить разрозненные отряды и вновь идти на Уфу, гнездо ненавистного чиновничества. Все лето он формировал эскадроны всадников и посылал их на помощь “пугачевцам”, действовавшим в разных частях края, контролировавшим Красноуфимско-Кунгурский район и стратегически важную дорогу Уфа — Екатеринбург, а сам стоял на северных подступах к Уфе.

   Как свидетельствуют документы следствия, Салавата прославили в восстании дела “столь громкие, что имя его, Салавата, в тамошних местах везде было слышно”.

   В начале августа Салават Юлаев двинулся на взятие Уфы. Поход, как видно, был обдуман и подготовлен. Салават предполагал обложить город со всех сторон, согласовав осаду с несколькими повстанческими отрядами. К Уфе шли по меньшей мере семь кавалерийских колонн, намеревавшихся “сделать на Уфу нападение и разбивать везде воинские команды”. С юга, например, шел большой отряд пугачевского полковника Качкына Самарова, с юго-запада — отряд главного полковника Канзафара Усаева, поддержанного сыном Кинзи Арсланова(см. фото) — Сляусином Кинзиным, с северо-запада — отряд депутата Уложенной комиссии 1767 г. Токтамыша Ижбулатова. Сам Салават наступал с севера.

   Тем временем и карательные силы сосредотачивали внимание на Башкирии. К тому же, все больше собственных старшин, воодушевленных уходом Пугачева из края, присоединялось к правительственным войскам.

   И случилось то, что обычно и случалось при народных восстаниях: наступавшие на Уфу повстанческие отряды, не имея друг с другом постоянной связи, стали жертвой раздельного нападения и разгрома. Сильнейший удар по планам нанесло поражение Канзафара Усаева. В первых числах августа его отряд Салаватом был разбит, а сам командир пленен.

   Оценив сложившуюся обстановку, Салават отказался от намерения брать Уфу немедленно.

   Всю осень Салават провел в непрерывных походах и боях, не давая передышки ни себе, ни карателям. Он сражался не только с правительственными войсками, но и с примкнувшими к карателям отрядами башкирских и мишарских феодалов. Имя Салавата гремело грозой для царских властей даже после того, как уже и Пугачев был пленен, и стало ясно, что великая народная война проиграна.

   Даже последний бой Салавата Юлаева в конце ноября 1774 г. под Катав-Ивановским заводом оценен как смелый, неожиданный для неприятеля, главное — тактически продуманный. А оценку боевым действиям и воинскому умению повстанческого полководца давали многоопытные армейские офицеры, знавшие, что такое война, какова роль военачальника в тактических расчетах и боевых действиях. Так, подполковник И. И. Михельсон участвовал в Семилетней войне против Пруссии, русско-турецкой кампании 1768—1770 гг. и отличился в сражениях при Ларге и Кагуле; был прикомандирован к А. В. Суворову и воевал против польских конфедератов. Под началом Суворова воевали секунд-майор Д.О. Гагрин, награжденный по его рекомендации орденом Св. Георгия IV класса. Михельсону Александр Васильевич посвятил собственноручно написанные строки: «он более всех по его искусству отражаем был противу мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу».

   Салават Юлаев был достойным противником своего многоопытного врага, и тот оставил незаменимые свидетельства гневного признания, а то и невольного восхищения чертами характера и полководческим талантом славного башкирского батыра.

   Может быть не столь блестящими, но достаточно опытными воинами были подполковники А. В. Папав и И. К. Рылеев. Оба воевали на территории Пруссии в годы Семилетней войны, в Польше против армии конфедератов.

   Описания боев против повстанцев в раортах правительственных военачальников, свидетельства самих пугачевцев, захваченных в плен, позволяют выявить собственно военно-организаторские качества Салавата Юлаева. Они выражались и в умении руководить большими группами повстанческих бойцов, и использовании особенностей местности при выборе позиции для сражения и ведения боя, и продуманной тактике оборонительного боя. Конница Салавата, меняя план по ходу сражения, могла действовать как в рассыпном строю, так и в атаке лавой. Наконец, надо упомянуть, что в отрядах повстанцев была хорошо налажена разведка и караульная служба.

   О зрелости Салавата Юлаева, как вожака движения, свидетельствует и его умение сплачивать в боевое содружество людей разных сословий и национальностей и поставить человека там, где тот более всего нужен.

   Постоянно заботясь об укреплении и боеспособности повстанческого войска, двадцатилетний военачальник назначал командирами частей людей стойких, преданных делу народного восстания. Боевыми товарищами Салавата были русские солдат Иван Белобородов, крестьянин Иван Васев, казак Иван Кузнецов, мишари Канзафар Усаев и Бахтияр Канкаев, татары Абдулла Токтаров и Ермухаммет Кадырметев. Салават отличал проявивших себя в сражении воинов, присваивая им звания полковников, атаманов, есаулов. Так, за воинские заслуги Салават присвоил чин полковника марийцу д. Бургашево Осинской дороги Изибаю Акбаеву. По рекомендации Салавата Пугачев дал звание полковника татарину Абдулле Токтарову. Башкирского муллу д. Яуново Мурзаларской волости Сибирской дороги Якупа Тлеумбетева Салават назначил походным старшиной, оренбургского казака из Ельдяцкой крепости Семена Шеметова — атаманом.

   Соратники отвечали ему доверием и верностью. Да и народ видел в нем освободителя и защитника и открыто выражал свою признательность и солидарность...

   Походная канцелярия Салавата Юлаева много делала для политического обеспечения народного восстания. Указы Пугачева, распоряжения Военной коллегии, воззвания, приказы (см. фото) и наставления самого Салавата, распространяемые канцелярией, преследовали цель “народ вяще поколебать”, вовлекать в движение новые и новые слои населения Пермской и Уфимской провинций.

   Походная канцелярия Салавата Юлаева решала также многие мирные вопросы. Они касались управления освобожденными районами названных провинций, охватывали, чуть ли не все стороны народного быта. Люди видели в Салавате полномочного представителя установившейся власти, поэтому шли к нему не только за разрешением хозяйственных проблем или везли отступников, и предателей на суд народного вождя, но и обращались в его канцелярию с исками к старой администрации, с жалобами на царское судопроизводство, с требованием “законных” прав и пожалований. И Салават Юлаев действительно выступал носителем новой законности.

   Строжайший указ Салавата перед штурмом Кунгура, в котором он предписывал повстанцам: “когда город Кунгур в плен взят будет, то, войдя во оной, никого не рубить”; а горожан успокаивал, обещая им мир, порядок, национальную и религиозную терпимость, — не оставляет в том никаких сомнении.

   Можно заметить, что Салават Юлаев и его соратники держали под своим контролем значительную территорию Башкирии и прилегающих районов Пермской провинции. Память истории сохранила достоверные свидетельства причастности народного вождя к установлению новой власти, утверждению новых административно-правовых отношений в районах, освобожденных от власти царского чиновничества.

   Готовясь в поход на Кунгур, Салават Юлаев вошел в Красноуфимск для формирования сводного отряда и пополнения походного склада боеприпасов и снаряжения. В крепости, как и в округе, он застал сумятицу и безвластие, свойственные прифронтовой полосе и определенно провоцируемой сторонниками старой администрации, которую повстанцы сместили, но не изолировали.

   Волновалось и рядовое казачество: “...на бывших в Красноуфимску казацкой команды есаула Овчинникова и других старшин от казаков многие произошли жалобы”. И те три-четыре дня (12—15 января 1774 г.), какие Салават провел в крепости, он посвятил учреждению новой власти, энергичным мерам по ее укреплению, установлению общественного порядка и правопорядка”. Казачий устав самоуправления распространялся на весь город и округу, а, как гласил указ Салавата Юлаева от 13 января, “над всеми пригорода Красноуфимска жительми атаманом” назначался пугачевец Макар Попов, а его помощником — есаул Матвей Чигвинцев. Орган казачьего самоуправления — станичная изба — должна была стать строго выборным учреждением и полностью обновить свой состав.

   Указ Салавата, а затем его “наставление” полагали широкое привлечение населения к управлению через общинные собрания и их постановления, фиксировали взаимную ответственность, взаимный контроль властей и граждан освобожденного района.

   Эти и некоторые другие акты достаточно подробно излагают основные функции новой администрации. Народный вождь попытался охватить чуть ли не все стороны созидательной деятельности властей. Во главу угла ставились цели восстания, и властям вменялось в обязанность “до последней капли крови охранить и оборонять” завоеванные позиции.

   В тесной связи с центральной задачей формулировались военные и военно-организационные задания: администрации предписывалось продолжать комплектование повстанческих подразделений, держать команды в боевой готовности, заботиться об отпускниках, следить за поведением представителей старой администрации и т.д. Особые разделы документов, вышедших из канцелярии Салавата Юлаева, составляли финансово-экономические предписания: учет общественных доходов и расходов, контроль за торговлей, устройство почтовой связи, выплата жалованья и квартирных денег служащим, обеспечение неимущих и др.

   Красноуфимская станичная изба просуществовала всего лишь около полутора месяцев. Но и за это короткое время она смогла внести определенный порядок в повстанческое движение.

   В принципе народовластия и его практическом осуществлении заключался вызов крепостническому строю и самодержавию. И тут еще важно видеть, что вожди восстания сознавали свое право строить новую, народную власть и представлять ее на всех уровнях отношений с царской администрацией и командованием правительственных войск.

   “Чаянную дерзость” усмотрел главнокомандующий карательными войсками генерал-аншеф А.И. Бибиков в обращении пугаческих атаманов И.С. Кузнецова, Салавата Юлаева и их соратников 20 января 1774 г. к властям Кунгура с предложением добровольно сдать город. Документ был даже передан самой Екатерине II. Поразило же царские власти здесь то, что повстанцы заявили себя суверенной стороной в вооруженном противостоянии враждующих классов.

   В этой связи Салават и Кузнецов обвинили кунгурские власти и командиров воинских частей, засевших в крепости, в несоблюдении общепринятых правил ведения переговоров между неприятельскими армиями, в нарушении неприкосновенности “посланцев армии всероссийского государя”, т.е. Пугачева, “тогда как издревле все монархи или, паче сказать, всякое державство посылают... друг ко другу посланников, и никакой владетель или город не в праве их задерживать”. Так вновь и вновь — и на полях сражений, и в мирных условиях — народные вожди Крестьянской войны пытались утверждать образ жизни, в которой каждый мог получить “прописанную вольность и свободу”, “восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет”.

   Вся жизнь и деятельность Салавата Юлаева была овеяна мечтой человека о свободе и благоденствии. Его творческий ум, смелый дух, чуткое к несправедливости сердце откликнулись на волю народов жить по закону социальной справедливости и человеческой солидарности. Два века назад эти чаяния были исторически обречены. Но подвиг, совершенный под стягами борьбы за народную волю, народное счастье, бессмертен.